Field 'nick' doesn't have a default value

Турнир собрал исключительно сильный состав, по итогам которого 1‑2 места разделили чемпион мира Эммануил Ласкер и сильнейший шахматист Российской империи Акиба Рубинштейн, а 3‑4 — Рудольф Шпильман и чех Олдржих Дурас. Этот успех стал прологом серии ярких выступлений Шпильмана: победа в Вене (1910 / 11), делёж 2‑3 мест с Нимцовичем в Сан-Себастьяне (1912), 2 место (следом за Рубинштейном) в Пьештяни (1912), виктории в Будапеште (1913) и Берлине (1914).

На особом месте стоят два победных турнира: в Абации (1912) и Бадене (1914). В первом все партии начинались ходами 1. e4 e5 2. f4 ef — принятым королевским гамбитом, во втором игрокам предоставлялось право выбирать между северным, шотландским, королевским гамбитами и гамбитом Эванса. Романтичный острокомбинационный стиль венского маэстро, связанный с жертвами, как нельзя лучше подходил к таким дебютам с нарушенным материальным равновесием. Сам Шпильман так формулировал своё кредо: «Шахматная партия — не математическая задача, а борьба, в борьбе же преимущество всегда на стороне атакующего».

«Мы не в силах противостоять обаянию жертвы, ведь увлечённость жертвами свойственна натуре шахматиста», — написал он в своей знаменитой книге «Теория жертвы» (1935). «Хорошая жертва не обязательно та, которая объективно сильна — главное повергнуть вашего оппонента в смятение!». Великий шахматный острослов гроссмейстер Савелий Тартаковер назвал Шпильмана «благородным рыцарем ордена королевского гамбита». Впрочем, в 1923 году сам Шпильман написал статью «У постели больного королевского гамбита», в которой признавал, что риск применения гамбитов на высоком уровне слишком высок и не обещает стабильных практических результатов. Турнирная практика Рудольфа Шпильмана не раз подтверждала этот тезис. Блестящие победы, призы за красивейшие партии чередовались с тяжёлыми провалами и депрессиями после поражений.

В итоге Шпильман пересмотрел свой подход к турнирной борьбе и кардинально изменил стиль. Турниры в Земмеринге (1926) и Карлсбаде (1929) показали, что он старается избегать осложнений и подобно Капабланке сводит риск к минимуму, делая упор на размены и технику эндшпиля, особенно с сильными соперниками. Тонкое позиционное чутьё, которое он образно назвал «талисманом шахматиста», никуда не делось. К немалому огорчению своих многочисленных почитателей, он перестал играть королевский гамбит. Именно на этот период приходятся его победы над великим Капабланкой в Бад-Киссингене (1928) и Карлсбаде (1929). (Шпильман был одним из немногих в мире шахматистов, имевших равный счёт с Капабланкой: две победы, два поражения при восьми ничьих.)

После войны он выдвинулся в реальные кандидаты на первенство мира. Стокгольм (1919) — 1 место, Пьештяни (1922) — 2‑3, Теплиц-Шёнау (1922) — 1‑2, Схевенинген (1923) — 1‑2, Мерано (1924) — 2, Висбаден (1925) — 2, Вена (1926) — 1‑2, Магдебург (1927) — 1, Амстердам (1933) — 2, Шопрон (1934) — 1 место — это неполный список его турнирных послевоенных успехов. Но наиболее выдающимися достижениями Шпильмана стали победа в Земмеринге (1926 где он опередил почти всю шахматную элиту, и дележ 2‑3 мест с Капабланкой на грандиозном турнире в Карлсбаде (1929). На фоне этих успехов удивительными кажутся страшные провалы (результат излишней эмоциональной возбудимости): Карлсбад (1923) — 17‑18 места; Москва (1925) — 12‑14; Бад-Киссинген (1928) — 10 место.

Шпильману не суждено было сыграть матч на первенство мира. Помимо объективных причин, связанных с двумя мировыми войнами и приходом фашизма в Европу, определённое значение имела излишняя эмоциональность, отсутствие иммунитета к поражениям, и … репутация маэстро как опасного матчевого игрока. Шпильман любил играть матчи намного больше, чем турниры. Последнее мало мотивировало действующих чемпионов мира к вызовам Шпильмана на матч, в котором можно было потерять всё. На протяжении своей карьеры Шпильман сыграл 50 матчей, побеждая в них таких известных шахматистов, как А. Нимцович (1908‑4,5:1,5), С. Тартаковер (1910‑3,5:2,5; 1921‑4,5:3,5), Ж. Мизес (1910‑6:2), Р. Рети (1910‑4,5:0,5; 1921‑4,5:1,5), С. Алапин (1911‑6,5:3,5), Г. Штальберг (1930‑4,5:1,5), В. Пирц (1931‑6:4), Е. Боголюбов (1932‑5,5:4,5), Г. Штольц (1932‑5,5:2,5). В этом ряду поверженных гроссмейстеров выделяются многолетние претенденты на первенство мира Нимцович, Рети и Боголюбов. Последний дважды играл матч на первенство мира с Александром Алехиным. Особо стоит упомянуть матч с русским маэстро Алапиным, предложившим пользоваться во время игры карманными шахматами с целью анализа возникающих позиций. Шпильман принял предложение, но ни разу не прикоснулся к карманным шахматам, что не помешало ему победить.

В 1925 и 1935 году Шпильман участвовал в знаменитых московских международных турнирах, в которых играли почти все сильнейшие шахматисты того времени. Первый из них он провалил, во втором занял пятое место. Тогда, во время второго турнира экс-чемпион мира доктор Ласкер дальновидно попросил убежища в СССР. Едва ли в ту пору кто‑то предполагал, что над благополучной Австрией нависла тень аншлюса. Но уже через три года тысячи и тысячи еврейских семей искали спасения от неминуемой гибели в бегстве из страны. Удалось это немногим.

10 декабря 1938 года Шпильман отправил письмо известному стокгольмскому шахматному издателю Людвигу Колину: «Грустно то, что я не только оказался изгнанным из Австрии, моей Родины, но и потерял возможность свободно перемещаться. Почти все страны, в которых есть шахматная жизнь, закрыли свои границы для эмигрантов и беженцев. Ни в одну из них я теперь не могу въехать с моим ничего не стоящим сейчас австрийским паспортом. Уже полгода я делю страдания с людьми, которые не по своей вине потеряли дом и скитаются, не получая абсолютно никакой финансовой помощи. Единственное, что удерживает меня на этом свете — надежда, что я найду в конце концов какую‑то связанную с шахматами работу. Не будет ли у Вас возможности найти для меня что‑нибудь в этом роде в Стокгольме или где‑нибудь еще в Швеции? Не обязательно постоянную работу. Я мог бы какое‑то время пожить в Швеции, чтобы как‑то восстановить мой дух, мою шахматную силу и набраться сил для будущей деятельности. Возможно, потом мне удастся эмигрировать в Англию или Америку. Умоляю Вас не оставлять меня в беде. Я соглашусь на любые условия, лишь бы быть чем‑то занятым. Главное для меня — выбраться из ада в центре Европы. Антисемитизм становится все более ощутимым и в Праге, что лишает меня каких‑либо средств к существованию. Наше 30‑летнее знакомство дает мне возможность надеяться, что от Вас придет ответ, и я буду знать, что меня ожидает…». Колин успел помочь гроссмейстеру, вытащив его из ада. Что это не преувеличение, говорит тот факт, что его брат, некогда знаменитый музыкант-виртуоз Леопольд Шпильман в 1939 году был арестован СС и спустя два года погиб в концлагере в Терезенштадте. В концлагере оказались и жившие в Голландии две сестры — Дженни и Ирма. Последняя была убита в лагере, а Дженни осталась жива, но потеряла рассудок, покончив собой в 1964 году.

В Стокгольме Шпильман даёт сеансы одновременной игры, пишет статьи в журналы. Он работает над большой книгой воспоминаний «Мемуары шахматного мастера», рассчитывая, что это поправит его финансовое положение и позволит переехать в Англию или США. Но политическая ситуация в Швеции не располагала к публикации книги еврея, бежавшего из Рейха. Над страной нависла угроза неизбежного вторжения Гитлера, издание книги, заказанной шахматной федерацией Швеции, постоянно откладывалось. Шпильман постоянно думает о судьбе своих близких, приступы депрессии становятся для него обычным делом. Новости с полей сражений приводят его в отчаяние, кажется, что триумфальное шествие военной машины фашистской Германии по миру уже не остановить.

В конце августа 1942 года Шпильман запёрся в своей комнате и не выходил из нее несколько дней. Когда полиция взломала дверь, ей оставалось только констатировать смерть гроссмейстера. В медицинском протоколе была зафиксирована её причина: последствия гипертонии и кардиосклероза, но, вероятно, он умер от голода. Так в возрасте 59 лет трагически закончилась жизнь одного из самых ярких шахматных игроков первой половины 20 века.

Шпильман был не только выдающимся шахматным маэстро, но и блестящим аналитиком и литератором. В 1929 вышла его знаменитая книга «О шахматах и шахматистах», в которой он дал яркие портреты сильнейших игроков своего времени.        

Многое из его богатейшего турнирного опыта вошло в книгу «Практические советы шахматистам» (1930). Но, пожалуй, самая популярная его работа, изданная перед самой Второй мировой войной - «Теория жертвы», в которой он изложил свои взгляды на понятия тактики, жертвы, красоты и риска в шахматах. Книга, ставшая для Шпильмана светлым пятном в этот непростой период жизни, полностью построена на примерах из его собственных партий. На ней учились многие последующие поколения шахматистов, и она, несомненно, вошла в золотой фонд мировой шахматной классики.

Забавная история о Шпильмане

После сеанса одновременной игры, проведённого гроссмейстером Рудольфом Шпильманом в одном из провинци­альных клубов, участники решили сфотографироваться на память со знаменитостью. Шпильмана посадили в середине в первом ряду. Однако, на готовых снимках Шпильмана не оказалось! Когда удивлённые члены клуба стали спрашивать у фотографа, как это могло случиться, тот объяснил, что толстого смешного мужчину в центре он заре­тушировал, чтобы не портить весь снимок.