Field 'nick' doesn't have a default value

«Тарраш, быть может, величайший шахматный гений, который когда‑либо существовал». Это высказывание принадлежит первому чемпиону мира по шахматам Вильгельму Стейницу, и относится к началу 90‑х годов XIX века. Наверняка он преувеличивал реальную силу немецкого шахматиста, но ведь тот в самом деле выигрывал едва ли не все турниры, в которых принимал участие. 1889 год, Бреслау, шестой конгресс Германского шахматного союза — 1 место; 1890 год, Манчестер, пятый конгресс Британской шахматной ассоциации — 1 место; 1892 год, Дрезден, седьмой конгресс Германского шахматного союза — 1 место. Эти выдающиеся турнирные победы позволили публике рассматривать Зигберта Тарраша в качестве одного из главных претендентов на звание чемпиона мира.

Говоря о роли Тарраша в истории шахмат, стоит упомянуть его огромный вклад в теорию шахмат и шахматную педагогику. Его первый фундаментальный труд «Триста партий» был издан в 1895 году. В доступной для простых любителей форме, на примере сыгранных им самим 300 партий автор буквально по косточкам разложил принципы пози

ционной игры, впервые сформулированные Стейницем. Книга стала великолепным учебником по всем стадиям партий (от дебюта до окончаний) для многих поколений шахматистов конца XIX и начала XX века. Впоследствии, отойдя от турнирной практики, Тарраш написал ещё две большие работы: «Современная шахматная партия» (1912) и «Шахматы» (1931). Эти книги приобрели не меньшую популярность, чем во многом полемичные «300 партий».

Слово седьмому чемпиону мира по шахматам Василию Смыслову: «Книги Тарраша в наши дни не только не устарели, но и являются крайне полезными, как исключительно наглядно, убедительно и доходчиво изложенные принципы учения о позиционной игре, продемонстрированные на примерах партий больших мастеров. Комментарии Тарраша к этим партиям всегда интересны, поучительны, остроумны, преисполнены полемического темперамента. Тарраш не обрушивает на читателя вороха вариантов, он предпочитает разъяснить ему логику развития партии, причину и следствие происходящих в ней событий». 12‑й чемпион мира американец Роберт Фишер, которому никогда не была свойственна политкорректность, выразил своё восхищение игрой Тарраша более кратко: «Игра Тарраша была острой, как бритва. Несмотря на приверженность к научным тезисам, его партии были блестящими и остроумными».

В 1892 году сам Стейниц направил ему вызов на матч, но Тарраш отклонил лестное предложение, сославшись на профессиональную занятость. Он был по профессии врачом, имел обширную медицинскую практику, а шахматы рассматривал как хобби. Во всяком случае, так утверждал он сам. Всё же трудно согласовать заявленную причину отказа сыграть со Стейницем с фактом, что в том же году Тарраш направился в Санкт-Петербург и сыграл там матч с недавним претендентом на первенство мира Михаилом Чигориным.

Тарраш любил публично высказывать своё мнение о недостатках игры соперника в весьма язвительной манере, и делал это по ходу матча после каждой партии, даже когда его особо об этом не спрашивали. Матч с Михаилом Чигориным игрался до десяти побед, а при счёте 9:9 признавался закончившимся вничью. После шести партий счёт был 4:2 в пользу немецкого шахматиста, и тот заявил, что матч уже, считай, выигран, и пора собираться домой. Но, к большому сожалению Тарраша, он завершился вничью.

В 1892 году 30‑летний Тарраш получил ещё один вызов — от 24‑летнего берлинского шахматиста Эммануила Ласкера. Вызов был отклонён с высокомерной формулировкой: у юнца, мол, пока недостаточно турнирных успехов, чтобы бросать вызов самому доктору Таррашу. Впоследствии, при личной встрече Зигберт Тарраш был ещё более безапелляционен: «Вам, господин Ласкер, я могу сказать только три слова: шах и мат». Ласкер, похоже, не слишком огорчился и… отправил вызов самому чемпиону мира Стейницу! Вызов был принят. Увы, лучшая пора чемпиона мира была позади, молодой претендент уверенно победил старого бойца.

Это событие стало сильным ударом по самолюбию Зигберта Тарраша. В печати он всячески стремился принизить силу Стейница, а тем самым — успех Ласкера. «Неужели так играет тот самый человек, который был удивительным героем многих шахматных состязаний, шахматным королём в течение более четверти столетия?» — вопрошает он в своей статье в «Deutsche Schachzeitung» («Немецкая шахматная газета»). Тарраш был далеко не одинок в своём мнении. Официально Ласкер — чемпион мира, но с этим согласны далеко не все. Главная тема шахматных обзоров тех лет, что «царь — не настоящий».

Свою порцию сарказма по обыкновению добавляет и доктор Тарраш: «Все его предыдущие успехи были раздуты беспримерной рекламой выше всякой меры. Матч со Стейницем, по моему мнению, не имеет того значения, которое хотят ему приписать». С ним солидарна шахматная общественность, полагая, что есть, по крайней мере, ещё четверо игроков, чьи турнирные результаты выше, чем у новоиспечённого чемпиона. Поэтому петербургское шахматное общество принимает решение организовать матч-турнир пятерых маэстро: Ласкера, Стейница, Чигорина, Тарраша и Пильсбери. От участия в нём Тарраш отказался, сославшись на дела. Итоги турнира шокируют. Ласкер одерживает убедительную победу. Вторым к финишу неожиданно приходит почти 60‑летний Стейниц, получая право на матч-реванш. Третий — американец Пильсбери. Русский шахматист, на которого организаторы возлагали большие надежды, замыкает таблицу.

Судьба обладает изощрённым чувством юмора. Пройдёт несколько лет, и уже Зигберт Тарраш будет искать возможность сыграть матч с тогдашним чемпионом мира. После победы в крупном турнире в Монте-Карло в 1903 году Тарраш отправляет Эммануилу Ласкеру вызов на поединок. Встреча намечалась на 1904 год, но состоялась только в августе 1908‑го. Историки шахмат называют разные причины столь длительной отсрочки матча: от занятости Тарраша медицинской практикой до постоянного уклонения от матча Ласкером под благовидными предлогами. В итоге, матч был всё‑таки организован Германским шахматным союзом и игрался до восьми побед. Его призовой фонд составлял 6,5 тысяч марок, из которых 4 тысячи получал победитель.

Это был не просто поединок двух сильнейших шахматистов мира — это была схватка представителей принципиально разных концепций. «Учитель шахматного мира», как тогда называла Тарраша пресса, всегда искал сильнейший ход в позиции. Глубокий философ и психолог, автор книги «Борьба» Ласкер, как правило, искал ход, наиболее неприятный для конкретного соперника. Увы, оказать достойное сопротивление Тарраш не сумел — уже после семи партий счёт был 5:1 при одной ничьей. В итоге Ласкер одержал убедительную победу — 8:3. По существу, этот факт ставил крест на мечте Зигберта Тарраша стать чемпионом мира. Он всё реже стал выступать в турнирах, а в тех редких случаях, когда выходил на арену, хоть и по‑прежнему демонстрировал высокий класс, уже не брал первых призов. К тому же появилось немало сильных игроков нового поколения, конкурировать с которыми недавнему претенденту на первенство мира становилось всё труднее. Спустя восемь лет старые соперники сыграли ещё один матч, закончившийся полным фиаско для доктора Тарраша — 5:0.

Тарраш был человеком самоуверенным, глубоко убеждённым в собственной шахматной силе и абсолютной правоте высказываемых им принципов, и не стеснявшимся в выборе выражений. Кому из коллег и конкурентов понравится подобное заявление: «Я вскрываю перед читателем внутреннюю сущность и неизбежность всего совершающегося в шахматной партии». Стоит ли удивляться, что за свою карьеру он нажил себе немало недругов. Наиболее остро критиковал его Арон Нимцович, один из ведущих шахматистов 10‑20‑х годов прошлого столетия, автор не менее популярных работ по шахматам «Моя система» и «Моя система на практике». Он постоянно критиковал Тарраша, обвиняя его во всех мыслимых грехах. С подачи Нимцовича доктор Тарраш приобрёл репутацию «педантичного догматика, неспособного понять веяния новой шахматной мысли». Тарраш и в самом деле нередко был ортодоксален в своих воззрениях. Но на его советах и наставлениях, выраженных с помощью афоризмов (например, «Конь на краю доски — позор для шахматиста» или «Противники ставят себе мат сами. Надо лишь немного подождать») выросли многие поколения шахматистов. А фраза: «Шахматы, как музыка и любовь, могут делать людей счастливыми» — заслуживает того, чтобы ее написали на фронтонах всех шахматных клубов мира.

Вариант Тарраша во французской защите был предметом дискуссий в матче на первенство мира между Карповым и Корчным, а защиту Тарраша в ферзевом гамбите многократно применяли на самом высоком уровне Спасский и Каспаров.

В прошлом году по рекомендации министра образования Российской Федерации О. Ю. Васильевой в школьную программу были введены обязательные уроки шахмат. Мало известен тот факт, что лоббированием аналогичной программы более века тому назад занимался именно доктор Тарраш. В журнале «Шахматное образование» за 1903 год сообщалось: «Нюрнбергский врач, доктор Тарраш, известный своими статьями по школьной гигиене, выступил с проектом включения в число предметов преподавания в средней школе игры в шахматы. По мнению Тарраша, игра учит терпению, доставляет удовольствие, и вообще отвечает всем требованиям разумной педагогики. Ввиду этого Тарраш полагает, что игра в шахматы должна быть введена в старших классах средних учебных заведений как обязательный предмет». Воистину Зигберт Тарраш был не просто одним из сильнейших шахматистов конца XIX — начала XX века, но и человеком, чьи идеи намного опередили его эпоху.