Field 'nick' doesn't have a default value

Однажды прошлым веком... (Окончание. Начало в № 10)

Дело пестрых

Совершенно шальная мысль = наблюдение: баскетбол, будто магнит, притягивает к себе… рыжих! В начале галереи стоит Гриша Беленький — огненно-красный весельчак с быстрыми черными глазами. Происходил он из той сверхталантливой плеяды учащихся 25-ой школы, что дала народного артиста Юрия Гуляева, флотского военачальника Эдуарда Графа, «закрытого» конструктора Владимира Макарова… И — красавцев-спортсменов разной масти (Сережа Горшкалев — тот был блондином). Так вот, Гриша был старше нас и проходил по разряду юношей. А Миша Руденко, тоже рыжий, тренировался в нашей группе мальчиков, росточка маленького, но самолюбия огромного. Уж так он усердствовал на занятиях, чтобы заметили его и отличили! Далее — мудрый, как змей, Эдик Бобылев. Отменный «рыбак» (то есть результативный игрок отрыва) Боря Мартынов. Лидер-диктатор и, «бриллиантовая» левая Гена Полынцев… Но, пожалуй, самой колоритной фигурой в семействе тюменских рыжих (в Ишиме были свои, например, Огородников) являлся игрок, тренер, судья, организатор баскетбольного хозяйства упомянутый мною Гурий Фридрихович Лоттер. Внешне, из-за природной аномалии (одна нога у него не сгибалась), он был схож с землемером, шагающим по пашне, а еще пуще — с циркулем (кстати, он преподавал черчение). Его жесты арбитра были предельно графичны, вердикты свои он оглашал четко и безапелляционно как человек, уверенный в своей правоте на сто процентов. Его немецкий педантизм сверхположительно сказался на качестве работы Федерации баскетбола, которой он руководил многие годы. По составленному им расписанию «поезда» — различные турниры — следовали безукоснительно точно, без задержек и происшествий. Суровый и отстраненно-холодноватый, Гурий оттаивал, когда выходил на площадку играющим тренером. Быстро двигаться он, конечно, не мог, но пасовал, командовал, дирижировал, помогал своим воспитанникам, учащимся маштехникума, где работал, искать самые верные и короткие пути к щиту соперников. И столько отеческой заботы было в его голосе, для каждого находил уменьшительно-ласкательное имячко…

А вот бородачей в нашей баскетбольной компании было негусто. А если точнее, всего один, зато какой! Звали его Женей Шерманом, а когда стал известным писателем, летописцем героического тюменского Севера, — еще и Ананьевым. Впрочем, однажды мы с ужасом не обнаружили и этой единственной бороды. Человек есть, а его примечательного атрибута — нет. Что случилось? Выяснилось, что перед началом традиционной весенней легкоатлетической эстафеты по главной улице Тюмени Женя поспорил с неким своим товарищем, что выиграет эстафету непременно коллектив пединститута, а уж никак не училище физвоспитания, бороду даю на отсечение. В итоге Шерман, истинный джентльмен, отправился к цирюльнику и зарекся ставить бороду на кон, хотя оставался азартным игроком за шахматной доской, на теннисном корте, и, конечно, на баскетбольной площадке. Несмотря на склонности к веселому бесшабашному эпатажу, дер-зким выходкам, которые вошли в анналы тюменского скандализма, Женя был тонким ценителем искусства, широко образованным и истинно воспитанным человеком, и его баскетбольные повадки выделялись, я бы сказал, изяществом и некой театральностью. Передвигался он так, словно медленно и задумчиво греб на лодке, но пас партнерам всегда следовал от него упругий, точный и хитрый. «Приличный был разыгрывающий, - вспоминают ветераны. — Балерун».

Вообще, при заданной при рождении баскетболу характеристики как игры исключительно коллективной, артельной (по раннесоветской терминологии – «партийной»), здесь в цене личности, креативщики, изобретатели фирменных приемов, держатели патентов-фишек. Скажем, упомяни имя Вадима Лазарева, и мои сверстники тут же откликнутся: «А, это тот, крючкастый»… Был Вадим невелик ростом, зато брал техникой. Коронным номером в его обширной программе был бросок крюком, то есть из-за головы («доставить левое ухо правой рукой»). Достоинства приема заключались в том, что защитники бессильны были его накрыть по причине непредсказуемости траектории мяча. Выполнял «свой» бросок Лазарев в высшей степени артистично: оттопырив щеку языком, закатив глаза, циклично, как на учебной кинограмме.

А Арнольд Филимонов, выпускник Саратовского автодорожного института, — тот импортировал классический двойной шаг. У молодого инженера он был стремительным и неимоверно протяженным, казалось, зашкаливал за пределы баскетбольного пространства. Потом так же красиво научились парить Витя Хмелев, Витя Соловьев, Леня Скорняков. Не каждому такие полеты давались. Нужен был мощный толчок, как у прыгунов-легкоатлетов. И не случайно Скорняков успешно состязался в секторе для прыжков в высоту. Мог быть рекордсменом и чемпионом в этой спортивной дисциплине и Равиль Гильманов. Его пребывание в баскетболе было коротким, но запомнившимся. Потрясающе прыгучий, Равиль, и уйдя в футбол, никому не проигрывал воздушные дуэли, несмотря на невысокую стать. Встречаю сейчас согнутого болезнями в три погибели Гильманова, и сердце обливается кровью. Хотя мы и играли в свое удовольствие, не изнуряли себя, в отличие от профессионалов, тренировками, — последствия каких-то травм, а больше всего лишений, с годами дают о себе знать. Скажем, пацаном приходилось в футбол и баскетбол тренироваться босиком. Главная беда была с обувью — приспосабливали тапочки, чешки, прорезиненные чувяки. Какие там кеды! Впервые их увидел на ногах студента китайца в Ленинграде в начале пятидесятых годов. Как на батуте, подрыгивал в них улыбчивый Ван (погиб во время культурной революции). Собственно, из-за отсутствия обуви и ушел я тогда (оказалось, не навсегда) из баскетбола, выпал, ибо стыдно было появляться на площадке в подобии лаптей, повязанных сзади шнурками. А на лучшее просто не было денег.

Играли два товарища…

Но продолжу представление наших баскетбольных знаменитостей моего времени. С большим удовольствием к их числу отношу Эдуарда Луконина и Василия Маркина. Они были друзьями по жизни, и в баскетболе их союз был неразрывен. Начинали и долго играли за пединститут. Затем вынужденно кантовались в «Локомотиве», которым руководил бравый моряк и веселый выпивоха Веня Еремин («Ну что, Моцарт?» каждый раз он приветствовал меня, относя, видимо, журналистику к музыкальному ведомству). Свалившуюся на его голову баскетбольную команду он холил и лелеял, всячески поддерживал ее и стимулировал. Однажды Веня поставил в качестве приза бутылку водки под щит соперника: «Выиграете — ваша!» Конечно, выиграли… И не только бутылку, много еще чего в городе. Впору было загордиться, если бы не организованная Веней с благой целью поездка в Свердловск, на первенство железной дороги, где нам такую показательную порку устроили, что вмиг излечились от самодовольства. Да просто растерялись мы в огромном игровом зале столицы Урала, парни из баскетбольной деревни. Потом неразлучная парочка откликнулась на призыв «Динамо», и я вновь оказался рядом с ними, в одной даже стартовой пятерке, так что картину наблюдал изнутри. Итак, Эдик стучит мячом, и Вася знает, где ему быть — на своей «точке», откуда он бьет без промаха, его так и звали — «Самоклад». Связь между ними была на уровне подсознания, какая-то парапсихология. Усыпив бдительность соперников размеренной поступью диспетчера, тихий и скромный Эдик вдруг врывается. Быстрый проход, бросок в затяжке двумя руками снизу — и вынимайте два очка! Забивал Луконин много, иногда не меньше Маркина, а вместе с ним обеспечивал львиную долю нашей добычи.

Говорят, нет кумиров в своем отечестве, но они были въяве — Эдик и Вася. И за его пределами были признаны: Маркин в Ростове играл за сборную армии, а Луконина усиленно и долго сватали в мастера.

Эдик ушел из жизни, а Вася, слава Богу, жив-здоров и помогает мне ворошить угли прошлого. И выплывают из дымки былого и словно рядом с нами садятся Леша Стойлов, Гена Бакланов, Вася Нелаев, Юра Турбин — друганы наши с чемоданчиками подмышкой, в которых раньше форму носили. А вот и братья Свинтицкие пожаловали — сызмальства важный, как профессор, Володя, и вольный, как артист, Валера, оба статные и поджарые, будто из роты охраны Кремля. Расталкивая всех, спешит на наш огонек и Валька Киев. Он всегда был на другой стороне, но уважим тяжелого форварда из «Машинки», стоит того смелый и нахально-боевой ее вожак.

— А Доброва-то не забудешь, надеюсь? — тревожится Василий Иванович Маркин.

— Да Господь с тобой, как же можно!

— Он ведь в нашем баскетболе, как Гуляев!

Конечно, лучше Владимира Доброва тюменский баскетбол пока не явил миру, как коньки — Николая Кузьменко, а лыжи — Николая Аржилова.

Жил Володя в маленьком домике в начале Ямской, рос благовоспитанным мальчиком, ходил в музыкальную школу учиться играть на фортепиано и много лет позже в подпитии среди собутыльников непременно садился за инструмент. Но пока судьба идет положительным зигзагом: долой папку с нотами, даешь спорт! Шопен уступает сначала волейболу, а затем, уже окончательно, баскетболу. И когда гадкий утенок стал тут прекрасным лебедем, сказать трудно. Тем более что этот процесс протекал не при мне, и Вову Доброва я уже мог видеть в команде ленинградского СКА, если бы ведал. Потом, уже дома, наткнулся в «Советском спорте» на фотографию, где наш земляк в совершенно немыслимом акробатическом прыжке, предвосхищая шоу нынешних заокенских кудесников жанра, атакует корзину. Снимок сопровождала подпись о появлении нового многообещающего таланта в советском баскетболе. Его и впрямь имели в виду, но, уже в волгоградском «Динамо», видимо, началось движение вниз. Правда, когда он, как-то залетев в Тюмень, устроил нам с Эдиком Бобылевым закрытый концерт в зальчике Дворца пионеров, он был в порядке, расправляясь с нами у баскетбольного щита, как с котятами. Затем, уже не игроком, приехал надолго, уже неузнаваемым и вызывающим жалость, приезжал — уезжал и где-то исчез…

В Англии был такой футболист по фамилии Бест. Гениальный игрок, но повеса и кутила, инфант террибл («испорченное дитя»). Недавно он умер от рака и скорбила вся Британия. Болельщики сбросились и поставили Бесту памятник у входа на стадион, где он когда-то забивал голы и срывал аплодисменты. Да, талант можно пропить, но слава — она трезвенница на все времена.

Без них народ не полон

Баскетбол — это не только игроки. Это и функционеры, тренеры, судьи, и без них, как говорится, народ не полон. Я уже дважды упоминал «многоликого» Гурия Фридриховича Лоттера. Столь же активной была моя первая наставница Зоя Васильевна Бронникова: тренировала детей в спортшколе и взрослых девушек из пединститута, сама играла в этой команде. Рассказывает, что когда они победили безраздельно господствовавший в женском баскетболе «Локомотив», ректор Торкин Николай Степанович так расчувствовался, что позволил играть в большом зале (там сейчас Белый зал университета). В течение десяти лет команда Зои Бронниковой не проиграла ни одного матча.

Потом судьба надолго свела меня с другим тренером — Александром Николаевичем Гордеевым. Коренной тюменец, выросший в семье уважаемых в городе врачей, он был разносторонне одаренным человеком. Очень подвижный, хорошо сложенный, импульсивный и ироничный, всегда чисто выбритый и опрятный до щегольства, Александр Николаевич чем-то напоминал киношных героев Бельмондо. За что бы он ни брался в спорте, все у него, самолюбивого и настойчивого, выходило о’кей. Фехтовал, стоял в хоккейных воротах, гонял футбол, мог, как и брат Паша, боксировать… Закончив Омский инфизкульт, в высшей степени эффективно проявил себя как судья республиканской категории и, конечно, как тренер. Его воспитанницы составили костяк знаменитой команды мединститута, которая под руководством Василия Лаврентьевича Фомина на протяжении многих последующих лет собрала все восклицательные знаки. Кстати, капитанствовала в той «сандружине» жена Александра Николаевича Людмила (в девичестве Нохрина). Да и наше восставшее из пекла послевоенных лет «Динамо» под началом Гордеева, что называется, тряхнуло стариной. Мир праху твоему, Александр Николаевич. Саша. Шура…

К возрождению «Динамо», последней моей баскетбольной гавани, приложил руку в шестидесятых годах и бывший смершевец, полковник Ефим Павлович Свинтицкий. Его поистине отцовской заботы (правда, немножко назойливой, менторской) хватало на всех нас, не только на его сыновей. Ефим Павлович не пропускал наши тренировки и игры, командой в другие города, устраивал ее быт, отстаивал интересы, спорил с судьями, забыв про свой мундштук с длинной сигаретой. Насквозь правильный, он и нас хотел видеть достойными людьми общества, идущего к коммунизму, не одобрял наши, чуть ли не сорокалетних юношей, отклонения от морали (иногда «нарушали режим»), мягко пенял нам… А сыновья его попали в «Динамо» не по протекции отца, сами заслужили отменной игрой, и были равными среди равных, без скидок на родственные связи.

Спорт тех лет держался не на солидных финансовых устоях (откуда им было взяться в заштатном городишке донефтегазовой эры?), а на подвижничестве и энтузиазме любительства, на кровной к нему, спорту, привязанности, отнюдь не на корысти и денежном расчете. И в каждом нашем околотке людей, которые по нынешнему курсу ценностей приравниваются к чудакам и придуркам, — таких людей было пруд пруди. Они пребывали за кулисами игры, в предполье, но чаще всего сами выходили на сцену, сопрягая множество функций в понятии «лидер». Таким мне с высоты прожитых лет видится и Леонид Поляков. Из сырых и по-деревенски робких ребят, приехавших в Тюмень усваивать учительское ремесло, в педучилище, которое стояло как бы на задворках спортивной цивилизации, это — ладный блондинистый парень с длинными волосами, которые он неизменно повязывал лентой (а еще сетку носили), сколотил бригаду, заставившую считаться с собой, возвысившуюся в городской баскетбольной иерархии до самых ее верхов. Их, как декабристов, было мало, резервы напрочь отсутствовали. Это осложняло жизнь, принуждало стеречься каждого фола, но они не поступались мужской жесткостью, сражались, как дьяволы, брали идеальной сыгранностью и сплоченностью. Затем Поляков уехал в Пермь, защитил диссертацию и вернулся в Тюмень, где долго и успешно работал с женской командой госуниверситета. Природа лидерства, «первости» довлела над ним, и, на мой взгляд, совершенно логично Леонид Яковлевич Поляков, доцент, кандидат педагогических наук, стал первым летописцем истории тюменского баскетбола. Он издал книгу «Тюменский баскетбол в ХХ веке: тренеры, команды, спортсмены», которая и меня подвигла написать эти мемуары. Книжка замечательная, очень приятная для ветеранов нашей игры и занятой в ней молодежи, но, к сожалению, тираж оскорбительно ничтожен. Кто бы помог автору увеличить его!

* * *

…Так что же нам делать с великанами, Гигантами, Исполинами, Верзилами, оттяпавшими баскетбол?

А попросту — прыгнуть выше их.

На снимках:

— 60-е годы. Гурий Лоттер (к нам спиной) вручает приз «железнодорожнику» Эдуарду Луконину. Справа, подбоченясь, — Василий Маркин.

— 1951 год. «Искра», она же «Большевик», она же пединститут. За тренером З.В. Бронниковой выстроились В. Смирнов, Э. Луконин, Н. Зубарев, В. Маркин, Л. Скорняков, Ю. Тарасов, Л. Траббер.

— Александр Николаевич Гордеев, воплощенная элегантность.

Анатолий Туринцев
Рубрики: Баскетбол