Field 'nick' doesn't have a default value

— В колонне бессмертного полка я нынче впервые шёл с большим портретом своего отца. На фронт он ушёл в феврале 1942 года, оставив дома в Челябинске маму и нас с младшей сестрёнкой, который был постарше меня. С передовой приходили письма-треугольники. Последнее датируется августом 43‑го: «Дорогие, можете меня поздравить с правительственной наградой. Вручили мне Медаль за отвагу. Это был день счастья, день радости, и я буду бороться до тех пор, пока будет в груди сердце биться, и нет пощады проклятым врагам…». А вскоре пришло сообщение, что отец пропал без вести.

Мысль отыскать место его гибели зародилась у меня лет тридцать назад. В надежде получить хоть какую‑то информацию, я стал отправлять запросы в военные архивы. В октябре 95‑го пришёл ответ из архива министерства обороны:«В книге учета рядового и сержантского состава за 1943 г. значится: ст. сержант Мишунин А. С., 1910 г. р., ранен 19.08.43 г. Куда выбыл не указано. Сложная обстановка на фронтах Великой Отечественной Войны 1941—1945 гг. не позволяла точно установить судьбу некоторых военнослужащих, поэтому они были учтены пропавшими без вести. Для наведения справки о судьбе Мишунина А. С. рекомендуем обратиться в военно-медицинский архив г. Санкт-Петербурга». Итогом последующих переписок стала информация о подразделениях, в составе которых воевал отец, о местах их сражений.

На реальные же действия меня подвигла публикация московского журналиста Иванова, появившаяся в интернете лет десять назад. В ней рассказывалось о боях, которые 992‑й стрелковый полк (отец воевал в его составе) вёл в районе деревни Логи, что перед Рипшево. Так появилась «зацепка» для начала поисковой работы, ведь последнее письмо отца, в котором он сообщал о награждении его медалью «За отвагу», пришло именно из тех мест.

Поиск активизировался с подключением к нему моего внука Дмитрия, который после окончания ТВВИКУ был направлен на службу в Подмосковье. Не остался в стороне и мой зять — отставной полковник, подключивший к делу своих столичных сослуживцев. По карте боевых действий выходило, что 28‑го августа 43‑го года 992‑й стрелковый полк дислоцировался в Духовщинском районе Смоленской области. От внука узнал, что в бытность его командования ротой в ней проходил службу солдат как раз из этого района, и что парень этот участвовал в поисковых экспедициях.

Четыре года назад я наведался к Диме в Москву, и он свёл меня с тем парнем. По его «наводке» я на перекладных добрался до небольшого городка Озёрное. По пути следования поинтересовался у соседки: есть ли там какой‑нибудь памятник погибшим на войне. Она говорит: сейчас, мол, будем подъезжать — направо. Я вышел из автобуса. Было раннее утро. Подошёл к скромному обелиску (огороженный деревянный постамент с красной звездой), поклонился, взял землички.

Собрался в обратный путь, но случайно узнал, что неподалеку есть мемориал, под которым захоронены останки погибших бойцов, найденные поисковиками в Духовщинском районе. Это был скромный обелиск с высеченными на нём несколькими фамилиями (фамилии большинства погребённых установить, видимо, не удалось). Взял и отсюда землички, постоял немного, огляделся. Смотрю, вдалеке купол храма. Сердце заколотилось. Дай, думаю, зайду — отцу свечку поставлю. Подошёл — ни души, на дверях замок. Дошёл до населённого пункта. От встречной женщины узнал, что храм этот работает только по субботам. До субботы было далековато. Я дал женщине денег, попросив поставить свечку, и помянуть моего отца, Алексея Степановича Мишунина, погибшего в этих местах, и вернулся в Москву.

Дальнейшую работу проводил уже внук — он служит сейчас в МЧС (в центре «Лидер»), год назад получил очередное, капитанское, звание. И вот в апреле Дима звонит — «дед, я нашёл могилу твоего отца, моего прадеда». Как нашёл… Смоленские ребята из МЧС (капитан и подполковник), которые тоже подключились к поиску, сообщили ему, что у них появились более точные данные. После звонка внука, я отправился к нему в Москву. И скоро мы, как и договаривались, встретились с его смоленскими коллегами в Берестнево. Они привезли с собой карту местности, датируемую 1943 годом, и журнал боевых действий, где зафиксирована подробная хронология сражений того периода времени с участием бойцов 992 стрелкового полка. Здесь же к нам присоединился местный «доброволец» Андрей. Сам он был родом из деревни Матвеево, от которой остались одни развалины, а его жена — из соседней, той самой, что упоминалась в статье столичного журналиста Иванова (в Логах на сегодня уцелело буквально три дома).

Обе деревни располагались в двенадцати километрах от Берестнево, откуда мы на двух вездеходах добрались до места, где в 43‑м шли ожесточённые бои. Волнение, конечно, непередаваемое. Там ведь до сих пор остались противотанковые рвы, ходы сообщений, блиндажи, пулемётные гнёзда… Кроме карты и журнала боевых действий, мы располагали копией записи от 28 августа, полученной в Загорском архиве — там предложение «пропал без вести» было зачёркнуто, а записано, что «Мишунин Алексей Степанович был тяжело ранен и направлен в госпиталь».

Вот мы и решили найти этот полевой госпиталь (он был на карте обозначен). Оставив машину на окраине Матвеево, пошли пешком. Вышли на Дурнево. Старые яблоньки обозначили улочку, где когда‑то стояли дома. По едва угадываемой дороге, перешедшей постепенно в тропу, пошли дальше на восток. В конце концов, упёрлись в болото. Стали справа его обходить, потеряли тропу. Три с половиной часа блуждали. Но, в конце концов, пришли на место полевого госпиталя (он располагался километрах в 12 от места боевых действий), и находившегося там захоронения. Поиск завершён. Цель достигнута. Даже если мой тяжело раненный отец умер по дороге в госпиталь, его всё равно довезли до места, и его останки покоятся под безымянным обелиском со звездой.

…Это уже было второе тяжёлое ранение отца. Первое (на него указывает характерная нашивка на рукаве гимнастёрки) он получил в ноябре 42‑го, после чего по апрель 43‑го находился на излечении в тыловом госпитале в Кинешме. Его младшая сестра, Дарья Степановна, рассказывала, что в начале 43‑го у неё произошла там короткая (всего несколько часов) встреча с моим отцом. Она работала хирургической сестрой в полковом госпитале, была награждена медалью за боевые заслуги и орденом Красной Звезды. А в Кинешму моя героическая тётя привезла тогда своих «тяжёлых».

А вообще, в отцовской семье было двенадцать детей: две девочки и десять мальчиков. Кроме отца и тёти Дарьи, на фронт ушли мои дяди: Пётр, Павел и Игнатий. Отец и дядя Петя погибли. Дарья Степановна закончила войну в Маньчжурии. Сегодня уже никого в живых не осталось — самая младшая в семье, Дарья Степановна, умерла последней на 92‑ом году жизни.

Как заметил, под занавес разговора мой загородный сосед, кстати, постоянный читатель нашего журнала, со спортом они с внуком дружны. Борис Алексеевич, ещё служа на Тихоокеанском флоте, играл в корабельной ватерпольной команде. А Дмитрий с пятилетнего возраста занимался теннисом, был участником, проходившего в Тюмени, турнира «Большая шляпа-2000», на котором 12‑летним играл в паре с самим Шамилем Тарпищевым (подтверждение тому я нашёл в фоторепортаже девятого номера журнала «Теннис»). Сейчас Дмитрий занимается офицерским многоборьем (выполнил норматив кандидата в мастера спорта), но теннис не забывает.