Field 'nick' doesn't have a default value

«Место в строю» — так называлась зарисовка о физкультурном учителе Василии Порфирьеве. Ею открывалась, опубликованная в «Комсомольской правде» за 10 марта 1944 года, целевая полоса, посвящённая Ишимской школе №  113, в которой работал этот замечательный тренер и педагог. В самой зарисовке ничего нового о Василии Алексеевиче не вычитал, зато другие материалы целевой полосы стали для меня откровением. Как писала «Комсомолка», из стен 113‑й «вышли сотни бойцов и командиров Красной Армии, 52 из них были награждены орденами и медалями, и все они — воспитанники Порфирьева». Большую часть полосы занимала подборка фронтовых писем, адресованных Василию Алексеевичу. Помимо них, усердно переписывал и те, что не цитировались пожелтевшей от времени газетной страницей. К тому же, после того похода в школьный музей, я частенько наведывался к Василию Алексеевичу домой, и он подолгу рассказывал мне о своих воспитанниках-фронтовиках, показывал их фотографии довоенного времени.

Помню, с какой отеческой теплотой вспоминал Василий Алексеевич Радика Куминова, над которым в летнем лагере посмеивались пацаны — парнишка побоялся прыгнуть с вышки в речку. И вот однажды он исчез дней на десять, чтобы, вернувшись, собрать на берегу всю «гвардию» и продемонстрировать «смертельный номер». Не тогда ли Радька сделал свой первый шаг к совершённому в военное лихолетье подвигу?.. Воронья горка под Ленинградом считалась неприступной (уже не одна атака захлебнулась), но взять её нужно было во что бы то ни стало. Восемнадцать бойцов-лыжников во главе с гвардии лейтенантом Радомиром Куминовым пробрались в тыл к фашистам. Ночью они неожиданным дерзким броском выбили их с укреплённой позиции. Куминов, кстати, оказался одним из немногих вернувшихся с войны порфирьевцев. С той поры прошло более трёх десятков лет, давно уже нет в живых Порфирьева. И я сейчас жалею, что до своего переезда в Тюмень о многом не успел его расспросить. О том, к примеру, вернулись ли с войны те же Юра Иванов и Витя Брагин, с которых началась тогдашняя серия моих заочных знакомств с порфирьевской гвардией…

«Танк мой загорелся, — воспроизвожу цитируемое „Комсомолкой“ письмо гвардейца-танкиста Юрия Иванова товарищам по школе, — я не растерялся, нажал изо всех сил на люк (недаром мышцы в школе тренировал) и выскочил. А тут шесть немцев. Принял бой. Двоих из автомата уложил, одного ножом прикончил, а трое убежали. Но меня тоже ранили. Говорю я себе: „Ну, Юра, крепись, слабеньким окажешься — смерть тебе“. И пополз к своим. Как приполз, сам не знаю. Очнулся в госпитале. Наш командир говорит мне: „Ну и здоров же ты, товарищ Иванов!“. Я ему хотел рассказать об Ишиме, о Василии Алексеевиче и его „выучке“, но не смог — слаб был. Меня после этого боя к правительственной награде представили — ордену Красного Знамени. Вас, ребята, я прошу: занимайтесь в школе как следует, особенно изучайте военное дело и физкультуру».

«Не писал я Вам долго потому, что в июле 1943 года меня ранило в грудь осколком, и я всё время находился в госпитале. Нам с Борисом приказали поднести патроны к окружённым товарищам. Надо было перебежать дорогу, а она обстреливалась. Борис побежал первым, но посередине дороги его нагнала пуля, и он упал мёртвым. А с той стороны передают: „Расстреливаем последнюю обойму. Патроны все“. Тогда побежал я, взял, чтобы не пропадали и у Бориса патроны. И когда уже добежал до своих — ударил меня осколок снаряда. Вылечусь — снова пойду на фронт бить немцев и мстить за Бориса. Теперь о школе. Я слыхал, что Вера Соловьёва заняла первое место на межобластных детских соревнованиях в Куйбышеве, но не очень удивился — наши гимнасты везде и всегда должны брать первые места, так как с нами Вы, Василий Алексеевич. Виктор Брагин, действующая армия».

А вот что авторы писем, которые я процитирую ниже, геройски погибли на фронте, доподлинно известно. «Привет с Украины! Пишет бывший Ваш воспитанник Ермишин Борис. Прежде всего, Василий Алексеевич, спасибо за гимнастику, а ещё больше за „выучку“ — всё это помогает в боях. Я — снайпер, награждаю немцев берёзовым крестом. Меня представили за это к правительственной награде. Василий Алексеевич, может, Вы и не нуждаетесь в моих советах, но я Вас очень прошу: воспитывайте в ребятах ненависть к проклятому фашизму. Я тут столько горя и человеческого несчастья насмотрелся, мне ненависти на три жизни хватит». Борис не дожил до победы, но свой воинский долг исполнил до конца. Как и Костя Степанов, чьё письмо тоже было опубликовано в той самой подборке: «Пишу Вам, Василий Алексеевич, после боя. Стоим мы в белорусской деревне — очень далеко от родного Ишима, а я после боя всегда вспоминаю родное — дом, школу. Бой прошёл удачно — выбили гадов из деревни. Я ещё недавно в боях, немногое удалось сделать, но клянусь Вам, Василий Алексеевич, отомщу немцам за всё. Напишите мне, как живёте, как здоровье, как с гимнастикой? Наверное, новые рекордсмены появились. Мне гимнастика здорово помогла и в учении, и в боях».

В 45‑ом на Востоке погиб боевой лётчик Виктор Рыжакин — отличный гимнаст, добрый, волевой парень с романтической душой. «Сегодня первый раз был в воздухе — 27 минут, — пишет он в одном из своих писем Порфирьеву, — впечатление описать невозможно. Когда отрываешься от земли, кажется, что за спиной от радости вырастают крылья. Виражи ещё приятнее: взглянешь вверх — облака блестят на солнце, вниз — земля набегает на самолёт. А ещё забыл написать, что, когда самолёт идёт на снижение, я вспоминаю Ваши слова: «Думаю, что никто из вас не окажется трусом».

К сожалению, не могу отыскать в своих архивах рукописные копии писем друзей-однокашников Алексея Мизгирёва и Владимира Григорука своим родителям. Как и конспект опубликованной в областной газете за 1967 год зарисовки «С задания не вернулся». В ней рассказывалось, в частности, о совершённом Владимиром таране фашистского «Юнкерса». Тогда он сумел посадить свой повреждённый падающий самолёт. Это был сотый боевой вылет Григорука. А не вернётся он после двухсотого. Музейная летопись извещала: «Григорук Владимир Константинович родился 27 декабря 1921 года. После окончания 10 класса учился в лётной школе и из неё был призван в армию в 1940 году. Где погиб — никто не знает, но дата гибели известна — 1945 год. В письме к матери лучший гимнаст нашей школы Владимир Григорук писал: «Я очень благодарен Василию Алексеевичу Порфирьеву за то, что он привил мне любовь к спорту. У некоторых ребят при перегрузках в воздушном бою идёт кровь из ушей и носа, я же ни разу этого не испытывал». Из той же летописи узнал, что друг Григорука Алексей Мизгирёв после десятилетки «окончил Челябинское лётное училище. В 1941 году воевал под Смоленском. Был награждён орденом Красной Звезды и многими медалями. Погиб 25 июня 1943 года северо-западнее Брянска при выполнении боевого задания».

«Эх, и здорово же, что с самого детства хожу на лыжах, что приучили Вы меня хранить и беречь их. Два года воюю я в лыжном отряде особого назначения. Воевал и в финскую войну, и никогда меня лыжи не подводили, и не уставал я. Исключительное спасибо Вам за это», — благодарил учителя тогда ещё живой и здоровый Костя Сизов, один из лучших порфирьевских лыжников. Он погиб как герой. Пал смертью храбрых и Миша Ольшанский, успевший в одном из последних писем признаться Порфирьеву в своих чувствах: «Здравствуйте, мой любимый учитель, Василий Алексеевич! Я люблю Вас, как все, кого Вы воспитали, и кто провёл под Вашим руководством лучшие свои годы, закалился физически и морально. Мы всегда будем любить и помнить Вас. Извините, если получилось сентиментально, но это от чистого сердца».

Не дожил до Победы и любимчик Василия Алексеевича Коля Виноградов, о чём я узнал из той же музейной «Комсомолки». Столичные журналисты процитировали письмо, которое пришло Василию Алексеевичу от однополчан Николая, воевавших вместе с ним в Сталинградских степях.

«Мы все очень дружили с Николаем Виноградовым, Вашим бывшим воспитанником. Он достойно жил и достойно погиб. Его послали штурмовать танковую колонну. Танки шли в город Сталина. Николай, вылетая на задание, сказал: „Не пропущу“! И мы по его лицу поняли, что такой действительно не пропустит. Он поливал танки смертельным огнём из пушек и пулемётов и летал над колоннами так низко, что нам казалось — он заденет их колёсами. Потом самолёт загорелся. Но Николай стрелял до тех пор, пока не рухнул вместе со своей машиной на землю. Командование благодарит Вас и родителей Николая за воспитание такого отважного сокола. Память о нём будет жить в наших сердцах и звать к священной мести. Боевые товарищи Николая — Костюков, Семенов, Ванькин».

А у этого письма была точная дата — 5 марта 1940 года. Обратный адрес: действующая Красная Армия, отправитель — лейтенант В. Дегтярев. «Уважаемый Василий Алексеевич! Мы много получали писем и подарков от советских патриотов и патриоток, но Ваше письмо для меня было дороже всех остальных, потому что оно написано Вами, моим бывшим воспитателем. Да, Василий Алексеевич, теперь я ещё более понял, что, успешно тренируя ребят, в особенности по лыжам, Вы выполняете большой долг перед Родиной. Бои с белофиннами приучили к тому, к чему Вы старались приучить нас — это любить и беречь лыжи. У нас здесь лыжи — боевое оружие, наравне с винтовкой. Плохо приходится тому, кто считал лыжные занятия пустяковым делом. Теперь я скажу то, что Вы говорили: „За Дегтярева краснеть не придется“. Это верно, дорогой Василий Алексеевич, по лыжам я впереди… Я горжусь тем, что мне в числе первых из нашей школьной семьи, из среды наших общих с Вами товарищей выпала великая честь защищать свою Родину. Что может быть выше в наше время, как эта честь?». Действительно, этот парень первым из порфирьевских воспитанников ушёл на фронт. Первым и погиб за наше Отечество.