Field 'nick' doesn't have a default value

— В своём послевоенном голодном детстве я часто болел, так что рос довольно слабеньким ребёнком. Когда же по-настоящему заболел авиацией, а окончательно это случилось в пятом классе, то понял: без крепкого здоровья в лётчики не попасть. Начал каждый день делать зарядку, обтираться снегом, холодной водой. С усердием занимался на уроках физкультуры, и со временем активно включился в спортивную жизнь. Бегал на лыжах, входил в баскетбольную сборную школы, выступал в соревнованиях по лёгкой атлетике. Мне очень удавались прыжки в высоту. Причём, разбегался я не сбоку, как все, а, в силу своего характера, прямо — перпендикулярно планке. И прыгал выше всех в школе. Мои одноклассники до сих пор напоминают, как я прыгал — по шарпатовски (смеётся).

Бегал за школу на лыжах. Было даже так. Пригласят нас на соревнование, и мы идём всей командой на лыжах от своего посёлка Красногорский до районного центра Звенигово — это 40 километров через лес. Приходили к ночи. А утром надо выступать. Помню, перед стартом нас накормили манной кашей — по дну тарелки размазали. С такого питания кое-как10-километровую дистанцию одолели. На финише Витя Ураков, мой друг детства, упал, как подкошенный — встать не мог. Все силы отдал.

В баскетбольном в строю Шарпатов – второй слева

Из нашей четвёрки неразлучных друзей — Шарпатов, Ураков, Костромин, Сорокин, сокращённо — ШУКС — лучше всех бегал на лыжах Женя Костромин. У нас с ним было дружеское соперничество, но мне не удавалось у него выигрывать.

А однажды летом, помню, бежали по стадиону (опять же в Звенигово) длинную дистанцию. Слабоват оказался — бегу последним. А там присутствовала девчонка, в которую я ещё в пятом классе влюбился — Нина Мартьянова. Стоит, болеет за нашу команду. Как услышал её голос — «Вовка, давай!» — припустил из последних сил, и финишировал где-то в серединке. Вот что любовь делает (улыбается).

Потом было лётное училище, где физподготовка входила в обязаловку. Училище готовило лётные кадры для Средней Азии и Кавказа. Ребята оттуда, сроду снега не видевшие, составляли подавляющее большинство. Так преподавателя по лыжной подготовке они прозвали «Лыжи давай!». Идём по территории строем, попадётся на глаза Юрий Лукич (так его звали), все хором: «Лыжи давай!».

Училище хоть и не было военным, но жили мы по воинскому уставу, и ходили строем — на занятия, в столовую, в клуб… А командиром учебного батальона был у нас майор Марченко — бывший кавалерист. Ярый служака, он в авиации ничего не соображал, но в совершенстве владел строевой подготовкой. Так он нас утром на зарядку в кальсонах выгонял. С тех пор я возненавидел спорт. Освободиться от нелюбви к нему заставил плен…

В Кандагаре нас поселили в тюрьму. Бетонированная площадка небольшого дворика, размером где-то три на десять метров, была огорожена стеной пятиметровой высоты. Сперва мною был предложен вариант побега по земле. Но экипаж, в котором, кроме меня, все были из Казани, его отверг. Потом уже, недели через две предложил идею захвата самолёта… Сперва переговорил один на один со вторым пилотом, чтобы базара не было. План приняли. Я давай по этому дворику круги наворачивать, чтобы ноги покрепче были. А круг — я считал — 33 шага. 33 круга пройду — километр есть. Сперва утром, в обед и вечером по километру ходил. Потом нагрузку увеличил до двух километров, потом — до трёх.

Скоро к «работе над собой» присоединились остальные члены экипажа. Вместо гантелей стали использовать всякие железяки, что валялись вдоль стены. Нашли там и трубу, превратив её в перекладину для подтягиваний: один конец закрепили на одиноко стоявшем во дворике дереве, а другой — на стене, слегка её продырявив.

Потом, когда приехала российская делегация, у нас появился бадминтон. Правда, долго поиграть не довелось: залетевший однажды на крышу волан, талибы нам не отдали. От той же делегации нам перепал и футбольный мяч, который мы гоняли (в кино как раз есть этот игровой эпизод). С нами взялся играть и начальник тюрьмы, норовя попасть мячом в окно нашей камеры — разбить, гад, хотел. А там же москитов и прочих кровососов полчища! Но у него не вышло ничего.

Потом российская делегация привезла к нам врачей. Зураб Ильич Кикилидзе, заместитель директора института имени Сербского, провёл с нами хороший психологический тренинг. Микроклимат, ведь, в экипаже был ещё тот… Все обвиняли меня — зачем затеял этот полёт. Хотя насильно я никого не тащил в экипаж — все были согласны лететь. А как беда пришла, я оказался крайним. Поскольку экипаж был не в курсе моей предшествующей работы, я, в их понимании, не был готов к такой рискованной командировке.

Для меня же перевозка боеприпасов для «Северного альянса» в Афганистан была пустяшным делом. Работая в «Тюменских авиалиниях», я, когда шла операция «Буря в пустыне», возил в район боевых действий бронетехнику из Франции, полевые госпитали — из Германии. Были два полёта с укомплектованными «под завязку» боевыми машинами пехоты (БМП) — возил их из Кургана в столицу Сьерра-Леоне. А там как раз шла война с соседним государством. Нас грузоприниматели, по недоразумению, чуть не расстреляли. Летал и из Европы в столицу Северного Йемена — по документам мы везли туда охотничьи ружья. Разгружали их почему-то переодетые в гражданское солдаты под командованием, тоже переодетого в гражданское, генерала. Мы улетели, и после этого, где-то недели через две, началась война между Южным и Северным Йеменом. Северный победил. Может и нашими «охотничьими ружьями», что мы им привезли?

Потом были полёты в столицу Сомали Магадишо — с гуманитарным грузом из Арабских Эмиратов. Пока там американцы стояли, они охраняли воздушное пространство, когда вылетали или подлетали свои. Мы же прилетали — нас никто не охранял. А в последний раз когда прилетели — американцы ушли — нас не заправляют. Хорошо, последние подразделения войск ООН уходили, и нам один канадский майор топливозаправщик подогнал. Если, говорит, вы здесь останетесь, вам этой же ночью глотки перережут. И мы улетели.

Такие, вот, были командировки. Но экипажу ведь всё не расскажешь. Благо, нам удалось, в конце концов, найти общий язык, и к побегу уже готовились без конфликтов. За время плена я скинул в весе двенадцать с половиной килограммов. А ещё заработал всякие болячки, которые до сих пор мне аукаются.

Из досье «СР» Владимир Ильич Шарпатов родился в 1940 году в посёлке Красногорский Звениговского района Марийской республики. Окончил Краснокутское лётное училище гражданской авиации, Казанский авиационный институт, Ленинградскую академию гражданской авиации. Лётную работу в Тюмени начал в 1965 году, здесь же и завершил её в 2002-ом. Указом Президента РФ от 22 августа 1996 года, за героизм, мужество и стойкость, проявленные при освобождении из афганского плена, присвоено звание Героя России. Женат. За 45 лет совместной жизни воспитали с супругой двух сыновей, подаривших им внука и двух внучек. Оба сына, племянник, а также брат Владимира Ильича и муж его сестры — лётчики. Из заметки случайно попавшегося на глаза малознакомого журнала с удивлением узнал, что Шарпатов пишет стихи. Выписал оттуда пару четверостиший: «Мы вспомним дни, как долго ждали Любую весточку извне В чужом для нас Афганистане, В бетонном высохшем дворе». «В испепеляющей пустыне, В прицелах взглядов и стволов Я просыпаюсь и поныне, Как вечный узник страшных снов».