Field 'nick' doesn't have a default value

— Сурен Рубенович, если верить интернету, то о своём желании стать профессиональным борцом и олимпийским чемпионом вы заявили ещё в подростковом возрасте…

— Так оно и было (улыбается). И я благодарен маме за то, что она научила меня как надо работать, чтобы добиться цели. Кроме всего прочего, она мне говорила: «Сынок, если хочешь чего‑то сделать больше, чем другие, всегда вставай рано утром». И я вставал в пять-шесть утра, чтобы успеть провести за день три тренировки. Поскольку транспорт у нас в Астрахани так рано не ходил, ночевать приноровился в спортзале. Мама не запрещала. Она сама с раннего утра на работу уходила, оставляя мне покушать. После утренней тренировки первым троллейбусом — домой: поем, отдохну часок. В одиннадцать часов вторая тренировка. После неё опять домой — покушал, передохнул и снова в спортивную школу. Вечернюю (разгрузочную) тренировку проводил в бассейне. Со временем трёхразовые тренировки стали для меня нормой…

— И спорт, как вы признались в одном из интервью, стал для вас важнее учёбы…

— Знаете, детей иногда ругают за незнание какого‑то предмета — ну, не идёт он у него, не лезет в голову, ему что‑то другое по душе. Меня захватила борьба. Мальчишка я был хулиганистый. Довелось даже учиться в школе для трудновоспитуемых. Директором у нас был Исаев. Это был великий человек: Герой Советского Союза, один из защитников Брестской крепости. Помню, в первый день пришёл на занятия — меня сразу в туалет вызвали на «разборки». В отличие от пришедших в чём попало «разборщиков», одет я был вполне прилично, и это их сильно задело. Словесная перепалка очень быстро переросла в драку. В то время я уже вовсю тренировался, так что смог за себя постоять. Узнав о моём «боевом крещении», директор вызвал меня к себе: «Суренчик, милый мой сынок, не ходи сюда учиться. Парнишка ты шустрый, но не испорченный. Боюсь, эти мои «уголовники» могут тебя испортить. Ходи лучше на свои тренировки, а учёбу наверстаешь». И я практически там не учился.

Но тренироваться бездумно мне не хотелось. На занятиях приёмы отрабатываем, как буквы изучаем в первом классе, а хорошие «слова» из них не складываются. Как‑то мне попала в руки книжка моего кумира — двукратного олимпийского чемпиона из Болгарии Бояна Радева, в которой он рассказывал о своих тренировках. Тогда я понял, что для успешной борьбы нужна хорошая физическая подготовка. Ладно, подкачался — опять не получается.

Решительный шаг к получению мучившего меня вопроса: что же такое классическая борьба, я сделал в 15 лет. Наша астраханская молодёжная команда собиралась в Поволжье, где тогда находился главный тренер сборной России Геннадий Сапунов. Прошусь с ними, не берут — «не подходишь по возрасту». Предлагаю старшему тренеру сборной области позвонить Сапунову. Тот звонит: Геннадий Андреевич, у нас, мол, шустрый такой парнишка есть, Налбандян, хочет приехать… Потом мне трубку суёт: — «Излагай просьбу». Я дрожащим от волнения голосом — мол, Геннадий Андреевич, разрешите мне приехать и прочее… На его неожиданный вопрос: — А ты сильно хочешь? — ответил, не задумываясь: — Да, очень! Он: — Ладно, приезжай. Приехал, показал всё, на что был способен. Сапунову понравилось — «я тебя забираю». Помню, на первой же тренировке дебютного сбора (это было в 1972 году) он поставил меня в пару с олимпийским чемпионом Шамилем Хисамутдиновым. Вот тогда я понял, что такое борьба.

— И ощутили себя профессиональным борцом…

— Профессиональным борцом я себя ощутил годом позже, когда выиграл в 1973 году юношеское первенство СССР и мне председатель астраханского «Спартака» Султанов назначил ежемесячную зарплату в 50 рублей. От первой моей получки мама обалдела — тогда рабочие получали 80‑90 рублей. Этот материальный стимул так меня обязал, что я с головой ушёл в борьбу.

Мне повезло, что я очень рано попал в сборную страны. А как раз тогда, после 1972 года в спорт внедрили науку. Научные бригады работали со сборными по 15‑20 направлениям. Контроль осуществлялся на протяжении всего олимпийского цикла, мы были, грубо говоря, подопытными кроликами. Зато тренеры знали о нас всё: в каком мы состоянии подходим к главному старту четырёхлетия, на что способны… Скажем, если бы ты, будучи даже первым номером сборной, оказался вдруг не в лучшей физической форме, тебя бы запросто могли заменить — благо конкуренция была сумасшедшая. Помнится, когда Хисамутдинов в 1975 году не смог поехать на чемпионат мира (желтухой заболел), отправили Давидяна, и он выиграл. Поэтому, когда наша команда отправлялась в Монреаль, тренеры были уверены, что каждый из нас готов выполнить свою работу на сто двадцать процентов. Кстати, перед отъездом на Олимпиаду нас возили на встречу в ЦК КПСС. По дороге туда нам сказали: если, мол, вас спросят какое место можете занять, говорите первое, если скажете второе или третье, вас могут отстранить — значит вы едете туда проигрывать. На мой нахальный вопрос: а если мы проиграем? — ответ был убийственным: «Если проиграете, значит поставите крест на своей спортивной карьере». Так что мы были приговорены к победе.

— Знаю, Владимир Чебоксаров был комсоргом олимпийской команды, в которой вы были самым молодым и «горячим». Он вас воспитывал?

— В сборной никто никого не воспитывал. Если говорить по‑военному, Игуменов был у нас командующий, Чебоксаров — комиссар (улыбается). Он обладал организаторскими способностями, потому его и избрали комсоргом — на нём висела ответственность за сплочённость команды. Когда команда разрозненна — она не может быть успешной. Васильич всегда нас мирил, гасил конфликты, решал всё по‑человечески. Мы искренне переживали друг за друга. Конечно же, второе место Чебоксарова стало для нас трагедией, ведь мы «железно» рассчитывали на восемь золотых медалей.

— Первую из семи добытых, как свидетельствует олимпийская история, принёс советской команде самый молодой борец Сурен Налбандян. Хотелось бы думать, что не без Божьей помощи. Но вы, наверное, не крещённый, ведь ваша мама — Герой Социалистического Труда?

— В советское время крещение было недопустимо, и моя мама была атеистка. Но меня крестили. В Армении, откуда я уехал восьмилетним, на советские запреты внимание не особо обращали. В отличие от России. Помню, после Олимпиады меня хорошие знакомые попросили быть крестником, так мы «рискованную операцию» провели втихаря, чтоб никто не узнал.

— Детей своих крестили?

— Конечно. И Сурика, которому сейчас 41 год, и Артёма — ему 23, он дипломированный тренер. Где‑то через месяц в Ставрополе, где я уже год как живу, откроется центр борьбы имени олимпийского чемпиона Сурена Налбандяна. О таком я мечтал давно, но родной Астрахани он не был нужен. Строился центр на деньги моего родственника Анроника Оганесяна специально под Артёма. Сын будет набирать ребятишек 7‑8 лет и заниматься с ними по моей методике. Естественно, я буду ему помогать, подсказывать… Но он будет самостоятелен и независим. Я уверен, что в этом центре с детьми будут заниматься бережно и что, пройдя там нашу школу, они не перестанут любить греко-римскую борьбу. Самые же способные из них обретут успех и во взрослом спорте, потому что, кроме отменной физической подготовки и отточенной техники, получат умение «думать на ковре». И не только во время турнирных поединков. Осмысленным должен быть и тренировочный процесс.

Знаете, ошибка многих в том, что они пытаются пройти тот же путь, что и их кумиры. Возможности же организма у каждого разные, а значит и адаптация к нагрузкам индивидуальна. Знаете, кого я считал главным своим советчиком в тренировочном процессе (хитро улыбается)? Свой организм. Я находился с ним в постоянном диалоге, но никогда не шёл на поводу, безошибочно определяя: когда его можно загрузить по полной, а когда следует дать послабление. Зато я любил «пахать головой». То есть, мысленно борясь с соперником, по тысячу раз прокручивал в мозгу варианты реагирования на создаваемые им острые моменты. Вот почему в реальной схватке он для меня не был загадкой.

— Вычитал в интернете, что, когда турнирные поединки шли одновременно на трёх коврах, на двух они останавливались, потому как все смотрели схватку с вашим участием. Если такое случалось, то любопытно узнать: вас это заводило?

    - Такое случалось (улыбается) – зрителям всегда интересно наблюдать за нестандартной борьбой. Заводило ли меня их внимание? Скажу честно, от зрительского внимания я входил в раж – ну, такой у меня характер (смеётся). Мне нравилось, когда за мной наблюдают. Вообще, я считаю, если зрителям не интересно на тебя смотреть, значит ты – несостоявшийся борец.